Встретились раз в одной корчме три добра молодца и решили дальше по миру вместе странствовать, приключения искать, людей посмотреть и себя показать. Взяли они в путь-дорогу ложки расписные, на слабую долю грохочущие, гусли самоиграющие, да балалайку низкостроящую. А чтобы скучно не было по пути, педалей с собой два лукошка набрали.

Шли они лесом, камышом, да травой сорною, на болотах растущею, средь жабьего кваканья да мехов надрывного хохотанья. День за днем в топях блуждали, маковой росинки во рту не было. Прошли, наконец, трясины да пади, вышли на свет белый.

Видят они — пред ними лежит диво-дивное — поле рокоблудческое. И камень пред полем лежит, весь надписями испещренный. «Кто через все поле пройдет, тот счастье найдет. Раз на поле шаг ступишь – буйну голову сложишь, два ступишь – в пляс пойдешь, а если три ступишь – ноты полетят, да так, что не остановишь» — прочитали они.

Задумались молодцы, голову-то никто складывать не хотел, а нотами сыпать, да в пляс ходить все были горазды. Но как же можно шаг ступить во второй раз, если после первого уже смертушка костлявая за тобою явится?

— Эх, братцы, помирать неохота, — сказал ложечник, — давайте в обход пойдем, оно долго будет, но дело верное.

— Я тоже так думаю, — сказал гусляр, — но сначала давайте перекусим, да и переночуем здесь, перед полем, а заодно и думу нашу думать будем, как дальше жить и куда идти.

Разбили они лагерь, костер разожгли, сидят похлебку варят педальную. Педали шипят, плюются, а балалаечник в них все палкой тычет, успокаивает, значит.

— Прислушайтесь, — вдруг говорит балалаечник. И замерли тут друзья, не дышат даже, всё слушают. И стали до них доходить голоса из костра – педали-то между собой спорят, да переговариваются. Не хотят они похлебкой становиться и смерть свою отгоняют.

— Пошла отсюда, костлявая, не твой день, — вопит одна.

— Ишь, чего, захотелось, к рукам прибрать нас она вздумала, — вторит ей другая.

— Не хотим, не хотим помирать! – закричали тут хором педали. А смекалистый гусляр тут же снял котелок с костра, достал из него педали, да положил на землю студеную. Педали тут же обрадовались, ожили, заголосили.

— Ой, спасибо тебе!

— Вовек не забудем!

— Кланяемся!

— Вы лучше помогите нам, — сказал гусляр. – Хотим поле перейти, а смертью, как назло, помирать совсем неохота, как же нам быть?

Нахмурились тут педали, не знали они ответа, спорить стали без конца. Наконец, самая большая и красная вышла к ним, стала речь держать.

— Знайте, добры молодцы, что эта задача не по плечу нам, но я знаю, кто вам поможет. Приведу я вас к нему, не обману. Остальные педали отпустите на волю вольную, у них детки малые по лавкам голосят.

Так и сделали друзья. Повела их большая педаль тропинкою тайной, с которой шагу в сторону сойти нельзя было, чтобы не умереть смертию лютою. Волколаки по сторонам выли, зубами скрежетали и глазами сверкали. Долго ли коротко, но вышли молодцы на опушку, а на опушке избушка на курьих ножках стоит и с ноги на ногу переминается.

Педаль тут и говорит:

— Вы ступайте теперь, молодцы, до избушки, живет в ней Ерас Кощеевич, хоть он и тать педальный распоследний, но старец зело мудрый, и дело свое знает. Может он поведает, как вам поле перейти и со смертушкой не повстречаться. Мне ходу нет к нему.

Никто из педалей от Ераса Кощеевича назад не возвращался, а меня он давно ищет, зуб точит, подлюка усатая!

Переглянулись друзья – страшно им стало. Стали жребий тянуть, кого к Ерасу Кощеевичу отправить. Три дня и три ночи тянули – никто не решался первым. Наконец, балалаечник плюнул в пыль, да утер бороду рукавом.

— Эх, лучше смертью храбрых помирать, чем трусостью пресыщаться, пойду, я, братцы, не поминайте лихом! – сказал он, и был таков. Только дверь входная у избушки скрипнула. Сидят ложечник и гусляр – во все глаза смотрят, не случится ль чего. А избушка все сильнее и сильнее дрожит. Прождали молодцы так до самой ночи.

— Пропал ваш друг, — загрустила педаль, — не увидитесь боле.

Тут друзья как подскочат, да бросятся к избушке друга выручать. Дверь распахнули – а внутри нет никого, и записка лежит. Прочитали друзья записку и закручинились. Украл их друга тать педальный – Ерас Кощеевич и выкуп за его голову назначил, велев принести ему то – не знаю что. Обнялись друзья и заплакали – не увидеть им мила друга, не перейти вместе поле рокоблудческое, да нотами не посыпать.

— Не плачьте, а лучше спать ложитесь, — молвила педаль, — утро вечера мудренее. Так друзья и сделали.

Проснулись друзья, а педаль сидит на крыльце, призадумалась.

— Далеко ли близко, высоко ли низко за морями-океанами есть говорящая голова, знающая ответы на все вопросы. К ней пойдем, слово молвим за вашего друга, может и поможет чем, расскажет, как его спасти, — говорит педаль. Кивнули друзья и отправились в путь.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Один год шли друзья до океана и год по нему плыли, пока остров не показался. На острове голова каменная сидит, глазами вращает и щеки надувает. Страшная – жуть.

Спустился гусляр с корабля, идет к голове и думает, как же с ней заговорить, с чего начать. Только начал гусли доставать, как они сами заиграли. Льется мелодия развеселая, а гусляр стоит – ни жив, ни мертв от страха, только струны машинально пальцами перебирает. Не знает, что голова с ним сделает.

А голове-то нравится! Улыбается, подпрыгивает, ушами в такт шлепает. Весь день развлекал ее гусляр песнями, пока голова рот не открыла.

— Эх, хороша твоя музыка, порадовал мою душу, спасибо. Зачем же пожаловал на мой остров, добрый молодец?

— Да друга нашего тать педальный Ерас Кощеевич похитил, выкуп назначил – велел принести ему то – не знаю что. А к Ерасу Кощеевичу мы пошли, чтобы он сказал нам, как смерть обмануть и поле перейти рокоблудческое. Где найти то – не знаю что и куда его нести – не ведаем. Помоги нам, голова-головушка!

Рассмеялась тут голова, да так, что земля задрожала. Упал гусляр, руками голову закрыл, думал — помирать пора пришла.

— Встань гусляр, не обижу я тебя, по нраву ты мне со своими песнями и друзья твои верные. Смертушку обмануть помогу вам и друга верну, но с собой меня возьмите – засиделась я тут, света белого не видела, заскучала.

Делать нечего, взяли друзья с собой каменную голову на корабль и поплыли туда, куда она им говорила. Подружился с головой гусляр, вместе песни они пели, да новые придумывали. Голова на радостях в паруса два раза дунула, и так сильно, что всего за ночь друзья назад воротились.

Стали прямо на берегу они совет держать. Голова им советовала поутру в росе искупаться и через голову перекувыркнуться – станут они быстрыми и вострыми на глаз, аки соколы.

Послушались друзья голову, и только перекувыркнулись – видят вдалеке пыль столбом идет, это Ерас Кощеевич их друга в полон к себе везет в края дальние. Ринулись в

погоню друзья, только их и видели. Голова за ними следом покатилась. Кряхтела, пыхтела, но не отставала.

Семь ночей друзья не спали, бежали друга своего выручать, наконец, добежали, видят – терем далече стоит высоченный, а перед ним лес непролазный. Темный, мрачный, щебета птичьего не слышно, одно лишь скрипенье глухое.

— И что нам делать, голова, — спросил ложечник, — как пройти, да друга выручить?

— Сейчас я вам покажу, как через лес пройти, да живыми остаться. И не забудьте Ерасу Кощеевичу то – не знаю что принести.

— А где же мы это возьмем, — хором спросили друзья.

— Да все это время оно у вас под носом было. Про педаль-то вашу забыли уже, наверное. Попросите ее спеть для вас, и откроется вам вся правда. Уши только закройте себе перед этим.

Тут друзья, не долго думая, достали педаль из котомки, и начала та петь. Сначала нормальным голосом, а потом как завизжала, завопила, да рыком утробным зарычала, что аж в лесу деревья до самого терема попадали. Никогда таких звуков молодцы не слышали, и зверя жуткого не знали, кто на такой лад завывать бы мог.

— Поняли, добры молодцы, что вы все время с собой носили?

— Поняли. Вот оно – то-не знаю что.

— То-то и оно, друзья. Идите теперь к Ерасу Кощеевичу, давно он хотел себе заполучить такую педаль, да все не знал как. Покажите ее ему и скажите, чтобы друга вашего отдал сразу, а как он его отдаст вам, попросите педаль еще раз спеть, чтобы Ераса Кощеевича оглушить, а потом уж хватайте друга и бегите со всех ног, иначе обманет вас тать педальный и в темницу бросит. Я же вас здесь подожду.

Послушались голову друзья, и пошли к терему Кощеевича. Стоял тот забором окруженный из медиаторов, как бритва острых. Постучали молодцы в ворота, и те распахнулись, словно по волшебству. Смотрят – стоит посредь двора Ерас Кощеевич в халате и усы потирает ехидно – учуял, что друга из полона выручать пришли.

— Ну что, принесли мне то – не знаю что? – спрашивает, а сам все шею вытягивает, да в котомку заглянуть пытается.

— Да, принесли, — тихо молвил ложечник. – Друга отдай сначала нам нашего, а мы тебе все, что запросил отдадим.

— Ну что же, я слово держу, вот вам товарищ ваш ненаглядный.

Отпустил Ерас Кощеевич балалаечника. Тот сразу побежал к друзьям, начали они обниматься, смеяться, да шутки шутить. На радостях забыл гусляр сказать педали, чтобы спела она погромче, да так и взял ее Ерас Кощеевич, ухмыляясь.

— Что, думали отпущу я вас? Не бывать такому – сто лет в подвале у меня просидите, пока уму-разуму не научитесь и мудрых от дум их отвлекать не перестанете.

Хлопнул Ерас Кощеевич раз в ладоши, и связали друзей веревки чародейские – пальцем не пошевелить. Хлопнул второй – двери в подвал сами открылись. Третий – слуги Ерасовы отнесли молодцев в подвал. Дверь хлопнула, и остались друзья одни-одинешеньки.

Ни еды, ни питья не давал им Ерас Кощеевич, так и лежали связанные на полу день за днем. Клял себя гусляр последними словами, забывчивость припоминая. Утешали его друзья как могли, но мало было толку — не переставал себя он корить.

— Простите меня, братцы, видать смерть я на нас всех накликал, уж лучше бы через поле то пошли, всяко веселее, чем тут у татя педального в подвале гнить, — говорит гусляр, а сам думает, что ему бы сейчас голову каменную, педаль визжащую, да гусли его верные самоиграющие – и как врезал бы он ими по Ерасу Кощеевичу, что одни клочки по закоулочкам бы полетели.

— Не кляни себя, гусляр, я и в этот раз вам помогу, — услышали молодцы голос педали сверху. – Сбежала я от Ераса Кощеевича, когда он заснул, и голову вам в помощь привела.

Тут в окне появились голова каменная и педаль с мешком. А в мешке – гусли, ложки и балалайка.

Рассмеялись друзья, почуяли, что сила к ним возвращается, и стряхнули с себя разом веревки. Взяли молодцы кто гусли, кто балалайку, а кто и ложки, да как заиграли разом вместе на долюшку слабую, так и рухнула дверь. Спаслись друзья закадычные!

Выбегает Ерас Кощеевич заспанный во двор и глазам своим поверить не может. Не думал он, что сдюжат друзья побег устроить. Тут к нему гусляр подскочил и как дал по голове гуслями, сразу дух вон из тела вылетел. Как только помер Ерас Кощеевич, так и рассыпался его терем, только и успели молодцы выскочить из ворот.

Идут довольные, обнявшись, хохочут, вспоминают свои злоключениях. И педаль с головою нахваливают, не забывают про них.

Наконец, вышли друзья к полю рокоблудческому и встали перед ним – ждут совета от головы. А та вздохнула тяжко и молвила:

— Обманула я вас, не знаю я как поле это перейти, и никто на всем свете белом не знает. Разве ж это видано, чтоб после смерти кто еще шаг сделать мог. Скучно мне было на острове, дай, думаю, напрошусь к вам на корабль, да так и подружилась. Простите меня, добры молодцы, не со зла я.

— Да не кори ты себя голова, ты вон, какая сообразительная, сколько раз нас выручала, если бы не вы с педалью, то так мы бы и сидели в подвале у Ераса Кощеевича, — говорит ей гусляр, – может вместе придумаем чего, а, братцы? — спросил он у друзей, но те лишь плечами пожали.

Делать нечего, сели гусляр с друзьями у поля и начали думать, как бы его перейти. Спорили до самого утра. Наконец, решили, что голова будет катиться по полю, а друзья залезут на нее и за уши будут держаться.

Начала голова катиться, а вместе с нею и друзья. В глазах рябит, тошнота подкатывает, руки слабеют. Так и разжали руки все трое, и упали на поле. Только их ноги земли коснулись, явилась Смерть.

— Далеко вы, молодцы, забрались, дальше чем все остальные, но деваться некуда, пришла пора вам со мной идти еще дальше, — говорила Смерть, костлявые руки потирая, — давно уже никто мне на поле не попадался.

Переглянулись тут друзья, и поняли, что у всех в голове шальная мысль забрезжила. Не сговариваясь, хором, закричали они:

— Спой нам педаль!

И педаль запела. Так запела, как никогда в своей жизни не пела – понимала она, что от нее жизнь друзей зависит. Смерть охнула и рухнула наземь, зажав уши руками, а друзья пустились во всю прыть через поле. Никогда так быстро они еще не бегали – чувствовали, что Смерть нагоняет их.

Еле-еле успели молодцы вместе с головой и педалью перебежать поле, но никто даже голову не повернул, чтобы посмотреть назад – так страшно было. Только слышно было, как Смерть ругалась сзади на чем свет стоит.

Как только успокоились друзья, решили привал сделать, отдохнуть немного и отдышаться. Легли прикорнуть на минутку, и заснули все втроем как убитые.

Утром просыпаются – видят подле них три терема стоят высоченные, расписные, а в каждом сидит по красавице да красоты такой, то ни в сказке сказать, ни пером описать.

Взял гусляр гусли, да заиграл, как в жизни не играл никогда, стал ложечник ложками бить и на слабую долю пристукивать, а балалаечник бородою трясет, глазами вращает, тренькает удалою рукою, играют вместе друзья, аж пыль столбом идет – такая у друзей музыка стала получаться.

Потом выбрал себе каждый друг по суженой, да и справили все вместе свадебки. Ну а после свадеб стали они каждый в своем тереме жить-поживать, да добра наживать, а про голову с педалью не забывали – каждую неделю с собой песни петь и плясать брали.

Я там тоже был, мед-пиво пил, все куда нужно попало.

Конец (с) Сергей Лапшов.